Так уж случилось, что в Восточной Европе 20-го столетия чешская фотография стала самой яркой и наиболее представительной. Личностей, прославивших себя светописью в Чехии даже трудно перечислить. Но настоящих гениев в этой благодатной для фотографии стране единицы. Из тех, кто никуда не уезжал и пережил на родине все катаклизмы, пожалуй, можно назвать только двух невероятно похожих и в то же время совершенно разных фотохудожников Йозефа Судека и Яна Саудека. Оба отшельники: один спрятался от общества из-за инвалидности (Судеку ампутировали руку), а второго изгоем сделало государство. Помешавшееся после войны на соцреализме, оно не принимало подвально-эротического мировосприятия Саудека. О таких художниках Анатолий Эфрос писал когда-то: "Можно подумать, будто у истории есть для таких случаев одна обязательная схема. Она приготавливает им некую жизненную пещеру, упрятывает их туда, плотно закрывает вход, трещит морозом и метет метелицей, засыпая дорогу".
Но оставим Яна Саудека. Начнем рассказ о "небоскребах" чешского фотоискусства с лабиринтов, оставленных "братцем", как называл себя Йозеф Судек. Поэт светописи и гений состояний, Судек получил "титул" классика еще при жизни.
Многие известнейшие галереи и музеи мира почитали за честь показать работы прославленного мастера. Однако жизнь художника складывалась драматично. Он родился на рубеже XIX и XX столетий, в небольшом чешском местечке Колин, начал учиться в одном из самых таинственных чешских городов Кутна Гора (Один музей человеческих костей здесь чего стоит!). С детства проявлял интерес к искусству и почему-то к спорту. Так что в школе проблем с физкультурой не было, а заодно с пением и рисованием. Уже тогда уверенный в себе Йозеф мечтал о карьере художника. Но кто мог предположить, что грянет война, которая разрушит все его планы.
Девятнадцатилетний паренек из провинции оказался на итальянском фронте. Стрелял, бегал в атаки, сходил с ума от страха... Но однажды, совсем рядом рванула граната. Судек остался без правой руки. Несколько лет госпиталей, инвалидных домов. Физические страдания усиливали душевные муки. Он целыми днями просиживал у больничного окна, надолго проваливаясь в свое горе. "Я не смогу быть художником", - вертелось в мозгу. Тогда и появилось предчувствие одиночества, которое не покидало и мучило. На время его единственным другом стало запотевшее окно. Оптические изломы пыльного стекла, иногда размываемые струями дождя, ирреальный мир за ним заставляли молодого человека погружаться в состояние, близкое к наркотическому блаженству. Он растворялся в светлом прямоугольнике окна, избавляясь от терзавшей его действительности. Возможно, в одно из таких мгновений Йозеф и решил стать фотографом. Окно стало первым фотографическим образом, отпечатавшимся в его мозгу.
Судек слишком обожествлял реальное изображение предметов, что в корне противоречило тогдашним принципам художественной фотографии, ориентировавшейся на академическую живопись и импрессионизм. В двадцатых годах в старом квартале Праги фотограф приобрел ателье. Это был маленький деревянный домик, окруженный кустами и садиком, заросшим высоким бурьяном. Здесь он провел всю жизнь, здесь родились все его шедевры.
У Судека было множество знакомых, но почти ни на одном снимке он не пожелал запечатлеть кого-то. Он снимал свою душу, зажатую тисками одиночества, покалеченную войной. Как эхо рокового взрыва гранаты, можно трактовать некоторые сюжеты его снимков. На одной из черно-белых фотографий изображена поверженная цементная статуя женщины. На переднем плане - рука "героини", которой она как бы закрывается от фотографа или защищается. Темой погибших скульптур переполнен цикл "Исчезнувшие статуи", который Судек снимал на протяжении двух десятилетий (1952-1973). С развороченными статуями фотограф никак не хотел расставаться, они полностью захватили его. Как больной туберкулезом, Судек отхаркивал войну. Он пытался поделиться своей болью с другими, как будто так можно было избавиться от нее. Его взгляд на мир - это взгляд отвергнутого инвалида. В работах Судека можно найти многое - страх, спокойную созерцательность, дыхание смерти. Нет только женщин, которых он очень стеснялся из-за отсутствия руки. Так, изредка промелькнет портрет ученицы или знакомой художницы, профессиональный, но робкий, обыкновенный.
Йозеф Судек работал допотопными огромными камерами и печатал снимки контактным способом. Эффект был потрясающим: фотография будто прилипала к сознанию зрителя, не могла не оставить следа. Огромная серия "Окно моего ателье" предстает откровением уставшего от жизни философа. Каждая фотография - это окно, сквозь которое заглядываешь внутрь себя. Одного взгляда на любой снимок достаточно, чтобы заразиться болезнью наблюдателя-экзистенциалиста. Судек был человеком, склонным к долгим, изнуряющим раздумьям. Их отпечаток хранит множество вещей из его мастерской.
Они все были осмыслены художником, поняты им и интерпретированы в снимках. Все эти забавные предметы, которые можно видеть на фотографиях, Судек получил от друзей в по дарок. Граненые стаканы, кусочки стекла, ракушки... Один приятель-протезист принес Судеку набор фарфоровых глаз. Фотограф возился с ними, как маньяк: бросал в стакан с водой, зарывал в листья, разбрасывал по подоконнику, подвешивал. В конце концов, снял очень чистую лаконичную фотографию "Воспоминание о китайском свитке "какемоно". Прозрачная тень листа, отпечатавшаяся на изъеденной трещинами светлой поверхности, стеклянным глазом въедается в зрачок зрителя.
Часто Судека можно было застать рассматривающим сквозь лучи света стеклянные шары, бокалы, кусочки слюды. Этот процесс продолжался часами. Он бесконечно комкал бумагу, пытаясь придать ей форму понятную только ему. С утра до вечера мог просидеть на скрипучем стуле, вертя в руках кувшин или доисторическую кофемолку. Он очень нежно поглаживал отполированную временем поверхность вещицы, пытаясь понять, как передать на фото фактуру старости. Однажды удивленные поклонники спросили художника: "Почему вы фотографируете эти предметы?" На что Судек ответил: "...Они красивы". Его возня с каждой из этих экзотических штуковин превращалась в забавный мистический ритуал. Глядя на фотографа со стороны, казалось, что старик превратился в пятилетнего мальчишку, заблудившегося в антикварной лавке. Он очень медленно двигал свои любимые веревки, бумажки, старинные фужеры, бутылки. Даже пыль играла важную роль в замыслах Судека. Это были не просто романтические свалки-натюрморты, запечатленные на фотобумаге, это были города с улицами, тайниками, где старый фотограф прятал свои никому не высказанные мысли. Судек поражал публику не только своими фотографиями, которые, кстати, печатал на бумаге сорокалетней давности, но и удивительными поступками.
В его ателье полки были забиты старыми проявителями. Как-то перед работой Судек окинул банки взглядом, выбрал одну из них, окунул в раствор палец, лизнул его и сказал: "Вот этот годится". И уже в легенду превратились рассказы о том как мастер замерял экспозицию. Он устанавливал фотоаппарат, открывал затвор и садился пить вкусный жасминовый чай. Выпьет пару чашек, закроет затвор. Или поставит пластинку с академической музыкой, закроет глаза, слушает. Можно подумать спит. Когда наступит тишина, Судек еще намного посидит, как бы смакуя послевкусие от музыки, неспешно встанет и подойдет к фотоаппрату...
Когда Судек последний раз выходил из своего ателье, он нерешительно потоптался на месте, осмотрелся вокруг себя и тихо побрел домой. Он шел по пустынной улице, которую так ни разу и не сфотографировал, все ждал нужного состояния. Но так и не дождался. Он умер в 1976 году от сердечного приступа. На стене мастерской Судека установили мемориальную доску - отличный портрет мастера. Судек смеялся когда-то: "Голова и рука - все, что нужно фотографу". Не многие европейские светописцы удостоились такой чести.
Фото: Йозеф Судек.